История и Культура Башкортостана

У башкирского народа было бесценное богатство, в правди­вость которого верил каждый; богатство, не отраженное ни в каких ведомостях, а живущее с самим народом и в самом народе; богат­ство вдохновляющее, с верой в будущее, это – песня народная,

Венгерский ученый Вильгельм Проле, собиравший в 1901 году в Башкирии народные песни, пришел к заключению, что «баш­киры известный как поэтически и музыкально высокоталантливый народ, и их песни поются повсюду в соседних областях».

В башкирском фольклоре чрезвычайно богато представлена на­родная песня (йыр). Являясь сокровищницей башкирской музы­кально-поэтической культуры, песни, наряду с кубаирами и эпи­ческими поэмами, занимают выдающееся место в художественном творчестве народа. Содержание башкирского устного народного творчества, особенно песен, как эпических, так и лирических, представляет собой, в сущности, опоэтизированную историю и быт народа. В них в наиболее совершенной художественной форме выражен национальный характер народа, раскрыт высокий уро­вень его музыкально-поэтического творчества.


В народной песне, целостность которой достигается синтезом поэтического текста и мелодии, заложена особая сила идейно-эсте­тического воздействия. Русские краеведы и этнографы, интересо­вавшиеся бытом и культурой башкир, высоко оценили их музы­кально-поэтическое творчество. Музыкант-этнограф С. Г. Рыба­ков, который в конце XIX в. очень много сил вложил в собирание и изучение башкирских народных песен, писал, что они «музы­кальны, эффектны и дышат какой-то особенной ширью и разма­шистостью; веет от них своеобразной прелестью и чувствуется стремление к чему-то неопределённому, мечтательному… В со­держании башкирских песен заметен элемент житейской филосо­фии, склонность к философским взглядам на вещи».

По своей тематике и содержанию старинные башкирские на­родные песни чрезвычайно богаты и разнообразны. Можно ска­зать, что все или почти все они, по всей вероятности, созданы в период, охватывающий XVII – XIX века. Более древние песни (точнее – поэтические тексты песен) трудно установить: они про­сто не дошли до нас, а если и дошли, то в процессе различных из­менений потеряли признаки конкретной эпохи, стали неузнавае­мыми. Такое же явление наблюдается и в татарских песнях. Как справедливо заметил Г. Тукай, в песенном репертуаре татарского народа «нет ни одной песни, которую пели бы в языческие эпохи. Похоже, что все наши песни созданы после принятия ислама».

Башкирские народные песни можно разделить на следующие группы: 1) исторические песни: об исторических событиях и лич­ностях; о местных правителях и других начальниках; 2) о жизни и быте; о родной стороне; 3) о ссыльных и беглецах; 4) о любви и женской доле; 5) обрядовые песни; 6) шуточные песни; 7) плясо­вые песни (такмаки).

Следует оговориться, что понятие «историчность» относится не только к собственно историческим песням. Историчность в той или иной мере присуща всем песням, потому что они, к какой бы группе не были отнесены, – плод определенного исторического от­резка времени. В песне так или иначе отразились особенности со­циально-политической и культурно-бытовой жизни определенной >похи, в ней выражены характерные для своего времени пережи­вания и мечты человека, его взгляды и отношение к жизни. С этой точки зрения все песни, который заслужили право сохраниться в памяти народа, переходить от одного поколения к другому, – ис­торические.

Каждое значительное историческое событие и причастные к нему личности находили свое отражение в песнях. И. И. Лепехин писал, что он с удовольствием слушал певца, который «пел слав­ные дела своих предков, между коими Алдар, Карасакал, Кильмяк, Кусюм и прочие». Эти песни не дошли до нас.

В центре музыкально-поэтического творчества находятся исто­рические песни, образы которых прямо или косвенно отражают ге­роику и трагизм многочисленных попыток вольнолюбивого народа добиться освобождения от социально-колониального гнета. Так, в народной песне «Урал», насыщенной глубоким драматизмом, в ярких образах рассказывается о том, как беспощадно подавлялись выступления трудовых масс против поработителей:

Урал ты мой, когда в твоих лесах
Срезаю прут, чтоб погонять коня,
Батыров кровь, погибших в битвах,
Из-под ножа стекает у меня.

Песню «Урал», являющуюся высоким образцом народного ме­лоса и поэтической образности, иногда называют «Ете ырыу» («Семирод»). Дело в том, что Иван Грозный, после присоединения башкир к Русскому государству, дал им грамоту на пользование землями и водами. На основе царской грамоты башкиры поделили землю на семь родов. Именно это историческое событие отражала песня. Но впоследствии, когда в XVIII веке началось разорение башкирских земель и колонизация края, содержание песни претер­пело изменения, но, сохранив свою прежнюю мелодию, она стала называться «Урал».

В исторических песнях обличаются бесчинства и произвол цар­ских «усмирителей», жестоко подавлявших освободительное дви­жение народа. Особый интерес представляет песня «Тевтелев» (Тафтилляу). Мирза Кутлумухамет (после принятия христианства Алексей Иванович Тевкелев, царский сатрап, отличился неслы­ханной жестокостью в подавлении башкирского восстания 1735 – 1736 годов: он применял массовые казни, дотла сжигал аулы, за что получил повышение в чине. Об этом и говорится в песне. Народ выразил в ней свою ненависть и презрение к кровожадному душителю свободы и навеки проклял его имя:

Покрыл лицо утеса чёрный лес,               Слова проклятья врезал я в скалу .-
Под ветром он ревет порой ночной.       Пускай же их прочтёт потомок мой.

Перевод И. Гизатуллина

Но казни и поджоги не могли остановить борьбу, подавить стремление вольнолюбивого народа к свободе. Даже в такой об­становке народ сумел сберечь и сохранить оптимизм и веру в свою правоту:

Через кипучую Агидель                         Надежду мужчин-джигитов
Не найдут Тевкелевы брод,                  Тевкелевы не погасят.

Если в одних исторических песнях звучит великая ненависть к самодержавному режиму, душителям освободительной борьбы и местным башкирским феодалам, натравившим колонизаторов на «благословенную и цветущую Башкирию», по словам Д. Н. Ма- мина-Сибиряка, то в других выражена безграничная народная лю­бовь, воспета слава самоотверженным батырам-вождям народных масс, вставшим во главе их справедливой борьбы. Многие песни посвящены национальному герою Салавату Юлаеву, верному со­ратнику вождя Крестьянской войны 1773 – 1775 годах Е. Пугачева. Но вследствие запретов и преследований царского самодержавия, карающего за исполнение песен о Салавате как за политическое преступление, далеко не все песни и легенды о нём сохранились, а из кубаиров до нас дошел только один. В очерке «Золотая про­мышленность Южного Урала», напечатанном в 7-м номере жур­нала «Русское богатство» за 1895 года один безымянный автор писал, что ему довелось слушать кураиста, исключительного мас­тера своего дела, и записать у него песни, но услышать песни о Салавате ему так и не удалось. Даже С. Г. Рыбаков не добился полного доверия кураистов. Когда он записывал у них мелодию «Салават», его уверяли, что Салават – это батыр, живший где-то в 27-м кантоне Мензелинского уезда, батыр, командовавшей отря­дом в одной из битв с кйргизами.

Разумеется, никакие запреты и гонения не могли убить в народе память о Салавате. Даже глава следственной комиссии по делу руководителей и видных участников Крестьянской войны П. С. Потемкин был вынужден признаться в своем донесении Екатерине II, что имя Салавата «подлежательно по всей справедливости быть в сердце башкирского народа».

В песнях о Салавате выражена любовь народа к своему герою, звучит вера и гордость за него; в них проводится идея нерастор­жимого единства народа и героя:

Салават опирается на народ, а народ – на Салавата.
Я лук натягивал и стрелу выпускал,
Локтем упираясь в землю.
Удивительные дела мы делали.
Опираясь на батыра Салавата.

Вот почему с полным правом Салават ставится выше всех су­ществовавших до него героев:

Салавата грозное оружье -
Острая сабля да лук кривой.
Много видали батыров в битвах,
Нет такого, как Салават-герой.

Перевод И. Гизатуллина

Батыром среди батыров Салават стал потому, что он в своих действиях опирался на народ, умел руководить им и вдохновлять его. Он первым понял необходимость объединения с русским на­родом в общей борьбе против бесправия. «Борцом является не тот, кто всех побеждает на свадьбах и иных сборищах, а тот, кто за- ноюет себе славу умением вести за собой народ и одержать победу над врагами за свободу своей родины», – говорил Салават, и таким был он сам.

- В народной песне Салават и главный руководитель Крестьян­ской войны Пугачев показаны одинаково грозными для врагов и в такой же степени близкими народным массам. Об этом говорят хотя бы следующие песенные строки; «Пугачев и Салават – пред­водители народных воинов», «Пугачев и Салават с треском раз­громили врага», «Пугачев и Салават – прославленные мужи Рос­сии», «Как грозный беркут, Салават во главе башкирских войск», «Прекрасный батыр по имени Салават – опора войска Пугачева».

Песни о Салавате имели в своё время огромное общественно- политическое значение: они вдохновляли народ на ратные под­виги. «Песни про Салавата,- писал Р. Г. Игнатьев, ссылаясь на устные и письменные предания,- воспламеняли мужество воинов, которые радостно шли на бой и не чувствовали ран, а смерть встречали с восхищением».

В песнях отразились наиболее значительные этапы жизни Са­лавата: семья и её окружение; Салават – двадцатидвухлетний пол­ководец, пугачевский бригадир; его военные операции; сподвиж­ники героя: Юлай, Кинзя Арсланов, Канзафар Усаев и другие; не­изменные помощники: конь, сабля, песня; арест и ссылка с отцом Юлаем на пожизненную каторгу в Рогервик; думы Салавата о ро­дине.

Во всех песнях, запечатлевших бессмертный образ Салавата, искрится неувядаемый оптимизм, пафос борьбы; в них утвержда­ется идея бессмертия народа и его героев:

Не звезда ль на лбу мухортого коня     Салават водил полки отважных,
Освещает путь ему в ночи?                         Быстрый конь, ярясь, под ним играл.
Хоть и схвачен Салават врагами,            Имя храброго из самых храбрых
У его друзей остры мечи.                            Выбьют ни скале твоей, Урал.

Перевод И. Гизатуллина

Если имя ненавистного Тевкелева «словами проклятья врезано в скалу», то имя Салавата, как легендарного героя, бережно хра­нится в сердце и памяти народа. «Он был не только военным, но и духовным вождем своего народа»,- писал Н. Н. Фирсов. Таким Салават и изображен в народной музыке: в одной из песен он – не знающий страха воин-герой, в другой – поэт и мыслитель. Ф. Д. Не­фёдов следующим образом описал певца, исполнявшего песню о Салавате, и свои впечатления от йеё:

«Ямщик пел о Салавате, любимейшем башкирском герое и ба­тыре, который в семидесятых годах прошлого столетия поднял свой народ с целью освободить дорогую родину от власти хищных иноплеменников. Невозможно передать, с каким увлечением, с какою страстностью пел джигит: песня всецело завладела певцом и унесла его далеко, далеко; он позабыл себя, забыл весь мир… Своеобразен и дик был напев этой песни: в нем слышались и не­обузданная вольность, с несокрушимой энергией и отвагой, и при­зывный клич народного вождя, и потрясающий душу вопль отчая­ния, сменявшийся глухими стонами погибающих и переходящий в беспредельно широкое уныние… Горы и лес, внимая певцу, сот­нями голосов повторяли слова песни и торжественно свидетельст­вовали, что они хорошо помнят Салавата… Мне послышался топот бесчисленного множества лошадиных копыт, тысячи грозных всадников, будто неслись прямо на меня, и по ущельям гор, из края в край, прокатился громовой хор: «Салават идет! Айда!..».

И на Даля, и на Нефедова сильно подействовала башкирская песня в исполнении ямщиков. А на йыйынах, различных массовых торжествах всегда выступали бродячие певцы и сэсэны, так назы­ваемые байгуши, репертуар которых состоял исключительно из исторических песен и кубаиров. Это явление привлекало внимание не только русских исследователей, но и иностранных любителей башкирской экзотики. Венская газета, например, писала: «Особен­ность Башкирии – обилие странствующих певцов, которые сла­гают легенды и народные саги, ярко рисующие судьбы башкир, их войны за свободу, их страдания под чужим игом в поэтических и очаровательных стихах».

Д. Н. Мамин-Сибиряк во время путешествия по Южному Уралу встретил бродячего певца, слепого старика по имени Надир. Вот как он описывает выступление этого байгуша:

«Около него образовался круг. Байгуш Надир посадил рядом с собой своего мальчика, настроил балалайку и заиграл какую-то монотонную грустную мелодию, а потом запел дрожащим старче­ским голосом… Бураков прекрасно говорил по-башкирски и пере­водил нам дословно все:

«О, проклятый, проклятый генерал Соймонов,- пел старик – Ты построил город Оренбург… Проклятый генерал Соймонов, ты по­ставил на горе двенадцать каменных столбов, на каменных столбах поставил двенадцать железных шестов, а на шесты посадил двена­дцать башкирских старшин, лучших башкирских старшин, прокля­тый генерал Соймонов. Тут же на горе ты собрал три тысячи луч­ших башкир и отрезал им уши, другим отрубил руки, а четыреста человек повесил, кого за шею, кого за ребро. Вот какой ты, проклятый генерал Соймонов!.. А башкирские старшины сделали всего только одну ошибку – поверили тебе. Ах, если бы все башкиры думали как один человек, они никогда бы не поверили проклятому генералу Соймонову!..»

Плачущий речитатив невольно захватил всех. Что-то было осо­бенное во всей картине, точно в самом воздухе реяли незримые г1ени посаженных на кол башкирских старшин, повешенных и изу­веченных. Народная песня, как любящая мать, вспоминала погиб­ших своих детей, а байгуш Надир долго лежал, припав головой к земле. Песня передавала историческое событие, перемешав имена…».

Как известно, с 1798 года башкиры были объявлены военным сословием, а территорию Башкирии поделили на кантоны.

В этот период многим кантонным начальникам были посвя­щены различные песни. Одни из них создавались в порядке испол­нения желания кантонного правителя певцами из его окружения; другие же возникали в народной среде с нежелательным для пра­вителя содержанием. Песни первой группы, созданные по найму или принуждению, за редким исключением, стояли невысоко с музыкально-поэтической точки зрения и не стали народными. Их исполняли лишь при жизни кантонного начальника на контроли­руемой им территории. Ярко блистали произведения высокота­лантливые, истинно народные. В них давалась реалистическая ха­рактеристика кантонному главе – ставленнику самодержавия. И эти песни не ограничивались территорией одного кантона, они распространялись по всей Башкирии и за её пределами. И в совре­менном репертуаре сохранились такие песни из этой группы, как «Кулуй-кантон», «Кагарман-кантон», «Абдулла-ахун» («Ахун с саблей»), «Тухфат» и многие другие.

В песнях через конкретные личности Кулуя, Кагармана, Аб- дуллы и других одновременно можно видеть отдельно взятого на­чальника и в его лице типично отрицательный образ местных пра­вителей вообще.

Вот Кулуй-кантон. Судя по преданиям, он стоял у власти 25 лет и был в свое время одним из самых богатых феодалов. Кулуй имел

косяк лошадей в тысячу голов, держал пять мельниц. Своевольный и свирепый кантонный владыка, верно служа царю, вместе с на­чальником канцелярии военного губернатора Оренбургской губер­нии, известным своей безудержной жестокостью по отношению к башкирскому населению Ермолаевым А. Т., нещадно теснил на­род. И в песне выражено презрение народа к жестокому началь­нику кантона и его сподвижнику Ермолаю.

Жесток Кулуй, высок Кулуй-кантон,
Схож, долговязый, с коноплею он.
Привыкли кровь народа проливать,
И Ермолай, и сам Кулуй-кантон.

Перевод П. Милованова

В песне русский царизм – главный виновник того, что Башки­рией управляют такие деспоты-феодалы, как Кулун-кантон и ему подобные эксплуататоры:

Кантон идет, говорят, кантон идет,
От прибывших кантонов мы измотались:
Свирепых кантонов ставит, оказывается,
Российским называемое царство.

В песне «Абдулла-ахун» бичуется оренбургский ахун Абдулла Давлетшин (умер в 1883 г.), который, «сменив чалму на фуражку», «зеленый жезл мечети на саблю», стал начальником кантона. За • свои заслуги перед самодержавием он получил в награду медаль. А народ наградил его всеобщей ненавистью, вынес в своей песне справедливый приговор:

Абдулла-ахун, грабя народ,
Голод принёс в страну,
Страна не выдержит злодеяния,
И бросит однажды его в огонь.

В 1865 году кантонную систему в Башкирии упразднили. Как поётся в песне «Караван-сарай», «кантоны, получив указ, сняли сабли, стали штатскими». Но многие из них не хотели расставаться с символами прежней власти. Едко подмечено это в песне «Кагар- ман-кантон»: чванливый начальник Кагарман Бурангулов никак не хотел мириться с упразднением кантонов в крае и продолжал но­сить саблю – «мол, и поныне он кантон». В песне говорится, чти Кагарман специально ездил в Петербург с ходатайством о восста­новлении кантонной системы в административном управлении Башкирии.

Песня «Кагарман-кантон» – образец народной сатиры, она вы­деляется идейно-художественной оригинальностью и своеобра­зием формы; в ней мастерски переплетены и разрешены две темы. Кагарман в глубокой печали, «он ночи не спит, вспоминая кан­тон». А народ смеётся над Кагарманом, у которого отняли саблю.

Разумеется, в своих песнях, как и в изустной литературе в це­лом, народ не ограничивается осуждением злых правителей, он хотел видеть и «справедливых» начальников кантонной админист­рации. В этом отношении характерна песня «Сибай-кантон».

Согласно преданию и некоторым архивным материалам, Шаяхмет Сибаев, 1822 года рождения, учился в русской школе; после службы в башкирских войсках, в 1853 г. назначается начальником Гамьян-Катайского кантона. О нём, как о справедливом началь­нике, слагали песни.

«Сибай-кантон» – один из прекрасных образцов башкирской народной поэзии и музыки. По-видимому, песня издавна пользова­лась большой любовью, потому что С. Г. Рыбаков из всех песен о кантонных начальниках записал только её и включил в свою книгу «Музыка и песни уральских мусульман».

Часть исторических песен составляют военные и походные песни.

В период деления Башкирии на кантоны (1798 -1865 годы) действовали регулярные башкирские войска со своей националь­ной формой, своим оружием. Каждый башкир в возрасте от 17 до 40 лет, способный держать в руках оружие, должен был отслужить в армии.

Учреждение в Башкирии кантонов и привлечение населения к военной службе не было чем-то непривычным для башкир. Они издавна принимали участие в различных военных походах. В на­чале XVII в. (1606 – 1610 годах) башкиры воевали против поль­ских интервентов, находясь в народном ополчении Минина и По­жарского; при Петре I они принимали участие в различных воен­ных сражениях. В 1760 году, воюя в составе русской армии против войск прусского короля Фридриха II, башкиры побывали в Бер­лине, затем с боями преследовали калмыков (1771 год), позднее (1787 – 1789 годы.) участвовали в походе против шведов.

Все эти дальние и длительные походы не могли не отразится в народном творчестве, в песнях. Но до нас дошла лишь небольшая их часть, и то относящаяся только к прошлому столетию. Осо­бенно примечательны песни о сторожевой службе башкир на Оренбургской пограничной линии (по рекам Тоболу и Уралу до Каспия): «Армия», «Уил» и другие; песни об Отечественной войне 1812 года: «Вторая армия», «Французская песня», «Эскадрон», «Рыжий конь со звездочкой на лбу», «Кутузов», «Командир Ка- хым» и многие другие. В песнях освещены основные моменты военной службы: уход в армию, линейная служба, походная жизнь, война, смерть, победа, возвращение на родину.

Линейная служба башкир, длительная и тяжелая, изнуритель­ные военные походы и экспедиции в казахские степи и Среднюю Азию рождали грустные песни тоски о родине, дому и близким. Таковы, например, песий «Армия», «Уил» и «Дикие гуси». Для напева большинства из них характерен драматизм, а для поэтиче­ских текстов – своеобразная символика. Вольные птицы, часто дикие гуси или лебеди, служат символическими образами, связан­ными с родными мостами, с домом:

Смотрю я: гуси дикие летят;
Друзья, ай-хай, друзья мои!
Кому же пух гусиный собирать?
На родину вернуться каждый рад.
Друзья, ай-ах, друзья мои!
Кому не дорога отчизна-мать?

Перевод Н. Милованова

Ропот на тяготы службы особенно ярко проявляется в песне «Армия»:

Бежит дорога вдаль, на Оренбург,
Разносит ветер птичье оперенье.
И служба наша охранять её -
Не служба, а народу разоренье.

Слово «разоренье» говорит о многом. Все призывники должны были идти на военную службу со своим конем и оружием. А народ вынужден был снабжать армию продовольствием и одеждой.

У каждой песни, связанной со-службой в армии, имеется своя конкретная жизненная основа. Вот песня «Уил» (по названию реки). Уил берет начало в Актюбинской области, течет на запад и, не доходя до Урала, теряется в прикаспийских степях. При испол­нении так называемой линейной службы по охране восточных гра­ниц России, а также во время походов и военных экспедиций, башкирским кавалерийским частям часто приходилось бывать на этой реке и служить в Уильской крепости. Чувства и переживания солдат, их тоска по родным местам мастерски передаются и в по­этическом тексте песни и особенно в её мелодии, полной драма­тизма.

Звучащие в песнях печаль и ропот солдат вызывались не только тяготами линейной службы и тем огромным материальным ущер­бом, который был нанесен содержанием войск и без того слабой народной экономике, но и политическими мотивами. Линейная служба не всегда проводилась в целях защиты границ, а зачастую она использовалась как средство для подавления народных высту­плений против колониального и социального гнета. Башкирские войска нередко вынуждены были принимать участие в различных военных экспедициях и карательных операциях, проводимых в Средней Азии и Казахстане. Так, в 1839 г. под командованием

оренбургского генерал-губернатора В. А. Перовского была совер­шена военная экспедиция за реку Сырдарью, к Кокандской крепо­сти Ак-Мечеть. Об этой экспедиции, повлекшей за собой большие человеческие жертвы, создана песня «Сырдарья», трогательная по своей мелодии и словам:

У Сырдарьи песчаны берега,
Тут наши кони не привыкли жить.
Перовский-генерал нам дал приказ,
Но армия – не лебедь, как ей плыть!

Сырдарья, ай, быстрая река.
Течет она с покрытых снегом гор.
Ай, не вернулись воины домой:
Погибли все в бою за Ак-Мечеть.

Совершенно иные – бодрые, жизнеутверждающие мотивы зву­чат в песнях о солдатской жизни, когда служба в армии, как бы тяжела она ни была, преследует интересы родины, связана с её защитой от иноземных захватчиков. Это, главным образом, баш­кирские народные песни об Отечественной войне 1812 года, имеющие большое познавательное и музыкально-поэтическое значение.

В войну 1812 г. было выставлено около тридцати башкирских полков, многие из которых в составе русской армия под командо­ванием Кутузова сражались с врагами. Французы за меткость стрельбы из луков прозвали башкир «северными амурами». А пат­риотические чувства этих «северных амуров» можно было бы пе­редать следующими словами из песни о храбром джигите Аслаеве:

Сосна, чтоб украшать простор, растёт;
Летают пчелы, собирая мёд.
Из-за богатства жадный умирает,
Джигит во славу родины умрет.

Перевод И. Милованова

В песне «Вторая армия» устами старого и мудрого воина пат­риота выражены напутствие и боевой наказ отцов своим сыновьям, отправляющимся на фронт, благословение их на победу над ино­земными захватчиками:

Круглы да быстры у коней копыта,
Не угадать, не предсказать их путь.
И знай: на свете пули не отлито,
Чтобы пробить мужей бесстрашных грудь.

Но оттого, что в руки взял ты стрелы,
Ты не безумствуй, не бросайся зря.
Ты беркутом седым кружися смело,
В борьбе с врагом бесстрашным будь всегда.

Перевод И. Гизатуллина

В народной песне «Эскадрон», записанной Кудряшевым, шедевре башкирского песенного творчества мы встречаемся с обра­зом легендарного голубого уральского камня, о который точил свой булатный меч башкирский конник, уходя на войну с наполео­новской армией. И конник, прощаясь со своей любимой девушкой, говорил:

На войну иду кровавую
За царя, за царство Русское,
За родных и за приятелей,
За тебя и за любовь твою!
Пусть враги узнают злобные,
Сколь могучи наши батыры;
Каковы их сабли острые,
Каковы их стрелы меткие,
Копья крепкие, булатные!..
Я клянусь священной книгою,
И клянусь твоей любовью:
Если – имени башкирского
Ко стыду и посрамлению -
Я забуду должность батыра,
Оробею пред злодеями,
Пусть покроюсь бесславием,
Пусть с тобою ни увижусь,
Не увижу милой родины!
Пусть воды Урала быстрого
И кумысу благовонного
Никогда мне не удастся пить!..

И башкирский воин с честью выдержал клятвенное слово, дан­ное родине и своей любимой.

Отечественная война 1812 года, явившаяся суровым испыта­нием для всей России, укрепила дружбу башкирского и русского народов. Тема традиционной дружбы, патриотический подъем и героический дух солдат пронизывают башкирские народные песни о войне с наполеоновской армией. В песне «Кутузов» воспевается слава великому русскому полководцу, в составе армии которого сражались и башкирские воины. Радость одержанной победы над врагом выражена в кавалерийской песне «Любизар»:

Наполеона знали мы,
Да и Париж видали мы,
Когда французов побеждали,
Землю потрясали мы.
Любезники, любизар,
Молодчина, молодец!

Образ воина-героя, наделённого яркими национальными чер­тами, показан в песне «Командир Кахым», посвященной коман­диру одной из башкирских частей. Он изображен энергичным, ум­ным и волевым руководителем солдат. Напев узун кюй вольный, свободный, и начинается он с фазы диапазоном почти в две октавы, как бы намечающей широкий горизонт песни. И на этом фоне выражается печаль солдат по поводу безвременной утраты командира (Кахым-туря после войны, возвращаясь со своей частью на родину, по неизвестной причине умирает в городе Влади­мире).

В популярной песне «Баик» рассказывается о последнем этапе Отечественной войны – о том, как башкирский народ с радостью и лнкованием встречал возвратившихся домой воинов славной куту- ювской армии-победительницы.

В первой половине XIX века в знак благодарности башкирским поискам за их военные заслуги, в Оренбурге началось строитель- Ч1К) Караван-сарая. Печальная история с его постройкой легла в основу народной песня «Караван-сарай», замечательной по своей мелодии, глубине мысли и непревзойденному поэтическому мас- юрству.

Качает и крушит, плечи расправив,
хай, плечи расправив,
Ломает камни для дворца,
хай, в горах.

Майор сказал – зданье для нас,
хай, зданье для нас,
Так как героями были в войне,
хай, на полях сражений… .

Так начинается песня, а звучащее дальше глубокое разочарова­ние народа, обманутого царизмом, имеет свою историю.

С Караван-сараем, возводившимся по проекту архитектора А. П. Брюллова, связывалась надежды народа на учреждение в Орен- оурге культурного центра. (Во дворце должны были разместиться I остиница для приезжих башкир, а также школа для башкирских детей). Расходы по строительству Караван-сарая целиком были нозложены на плечи народа. Были собраны крупные пожертвова­ния, в сооружении дворца приняли участие десятки тысяч башкир. Но мечта народа не сбылась: в 1841 году, после окончания строи­тельства, Караван-сарай был занят под канцелярию командующего оашкирскими войсками и частично под казармы…

Любопытно, что в одной исторической рукописи высоко оце­нивается доблесть башкирских войск, участвовавших в Отечест­венной войне 1812 г., сообщается, что о ратной храбрости башкир с большим интересом писали некоторые немецкие и французские поэты, писатели, а также художники. В ней же утверждается, что башкирские кавалеристы посетили театр в городе Веймар, где их приветствовал великий немецкий поэт Гёте. В ответ башкиры по­дарили ему лук со стрелами. Гёте хранил их дар в своей квартире и, будучи уже в преклонном возрасте, во время прогулок в саду, тешил себя стрельбой из этого лука. В рукописи сообщается также, что друг поэта Эккерман в свое время писал об интересе, прояв­ляемом Гёте к башкирам, а через них – к другим восточным наро­дам.

Некоторые из владеющих грамотой башкирских воинов и сами пытались оставить память о великой войне против наполеоновской армии, чаще всего прибегая к форме стихотворных посланий. Вой­сковой мулла Якшигул, сын Зианчуры, отправил из Парижа посла­ние на родину, некоему Мусе, сыну тархана Кучука. В стамбуль­ской рукописи приводится четверостишие из этого письма, муна-жата по своему содержанию:

Скорбь какая’ С родиной разлучила ты нас судьба,
Каждый день бога мы без устали молим возвратить нас домой
Богу мы доверяясь, пустились в опасный путь,
Ангел пусть нас защитит, разверзнув свое седьмое небо

Патриотические чувства и мысли, так образно выраженные в устно-поэтическом творчестве, естественно, вызваны беззаветной преданностью людей родине, постоянной заботой о ее защите. В то же время идею патриотизма трудового парода, живущего под со­циальным и национально-колониальным гнетам, было бы непра­вильно рассматривать в отрыве от народно-освободительных идей. Формы поэтического выражения патриотизма в башкирских пес­нях различны, но главная суть одна: патриотизм тех времен пред­ставляет собой сочетание в едином целом двух противоположных друг другу идей,- любовь к родине, гордость за неё и готовность защищать её, с одной стороны, сочетаются с ненавистью к сущест­вующим на родной земле несправедливым общественным поряд­кам и с протестом против социального и национального неравен­ства,- с другой. Разумеется, эта большая целостная идея прово­дится в песнях на разном уровне, на разной глубине.

В группе песен о социальной жизни и быте чувства патрио­тизма выражаются тоска человека, вынужденного скитаться по чужим краям в поисках счастья, потому что, как говорится в песне «Летнее кочевье»: «Земля, на которой родился и вырос, прекрас­ней земли, усыпанной золотом и серебром».

Подобными переживаниями пронизаны песни «Гайса-скиталец», «Ельмерзяк», «Мужчина», «Не кричи, кукушка», «Кукушечка», «Дикие гуси», «Ишмурза». Для них всех характерна об­разная символика, что можно видеть на примере одной песни, за­писанной в 1840 г. преподавателем Оренбургского кадетского корпуса Мирсалихом Бикчуриным:

Если б встретил зовущую кукушку,
Не упустил бы я ее
Если б хоть раз увидеть родную землю,
Не пожалел бы даже жизни я

Содержание значительной части башкирских народных песен составляют размышления над жизнью, мысли о природе, связан­ные с живым её ощущением. К этой же группе относятся песни о социальном неравенстве и несправедливости.

В песне «Степной Яркей» («Ялан Иэркей») есть четыре строки, полные философского смысла. Там в форме вопроса и ответа да­ётся оценка жизни:

Золото ли этот наш мир?
Серебро ли этот наш мир?
Мужчине с золотыми мыслями
Медным кажется этот мир!

Жизнь только внешне кажется золотой или серебряной, а на самом деле – «медная». Золотой жизни ещё нет. Она существует пока только в мечтах лучших мужей, не теряющих веру в то, что такая жизнь когда-нибудь я наступит.

Но почему жизнь не «золото», а «медь»? Многие народные песни на общественно-бытовые и даже любовные темы пытаются дать на это ответ: «мир разделен на бедных и богатых». И мучи­тельные переживания человека труда, вызванные социальной не­справедливостью, изливались в песне.

В большом и богатом репертуаре старинных лирических песен наряду с песнями, полными оптимизма, можно наблюдать и такие, которые содержат нотки бессилия человека перед лицом социаль­ного зла:

Проснулся утром густой туман,
На мир не падают солнечные лучи
Подавили меня жизненные заботы,
Кровавые слезы текут из глаз

В целом же общей природе башкирского народного творчества, как изустной литературе любого другого народа, не свойственны мотивы покорности и непротивленчества.

В некоторых песнях человек связывает причины своего несча­стья с волей аллаха:

Посеял пшеницу – поспели колосья,
Но ветер осыпал их.
Чем я только прогневал бога:
Все мои молитвы напрасны.

А другая песня «успокаивает» несчастного крестьянина:

К волнам Идели склоняется ива,
Волнам ее тени приливом не смыть
Судьбу, что на лбу у тебя написана,
Невозможно рукой стереть

Но основной фонд башкирских народных песен, вместе с пока­зом трудности жизни в классовом обществе, учит людей не те­ряться, не поддаваться унынию, с надеждой смотреть в лицо бу­дущему.

Песни учили человека быть мужественным и терпеливым, сдержанным и честным, с любовью относиться к друзьям и уметь ненавидеть врагов.

В конце XIX века вместе с ростом горнозаводской промышлен­ности на Урале появилась социальная прослойка крестьян-зимагоров, которые в поисках «счастья» уходили на отхожие промыслы. С развитием отходничества связано появление так называемых зимогорских песен (зимагор йыры), которые широко представлены в устной поэзии башкир и татар. В песнях зимагорского цикла вы­ражены настроения и взгляды людей, только что оторвавшихся от деревни и не успевших ещё по-настоящему приобщиться к про­мышленному труду, к городской жизни.

Отдельный   цикл   башкирских   народных   песен   составляют песни о людях, сосланных на каторгу, заточенных в тюрьму или скрывающихся в Уральских горах за неповиновение властями или выступление против помещиков и баев. Песни такого типа воз­никли главным образом в первой половине XIX в., когда бесчинст­вовала военно-административная власть при системе кантонного управления Башкирией. Самые распространенные из них: «Буран-бай»,   «Бииш»,   «Ханака»,   «Гумеров»,   «Шагибарак»,   «Юрка-Юнус». Эти песни истинно народные: в них выражено сердечно-тёплое, благожелательное отношение народа к смелым людям, которые пострадали за общественное дело, а также чувство привя­занности и преданности народу самих невольников или беглецов. Благодаря такой взаимосвязи, социальный протест звучит в них громче. Песни сложены в виде краткого описания судьбы человека «вне закона» – бунтовщика или мятежника,  скрывающегося в горах и лесах, или сосланного на каторгу. Буранбай из ссылки присылал трогательные письма. Этим эпизодом и начинается текст песни о нем:

Листы, листы да белые листы,
То Буранбай нам письма написал
Когда в письме слова его прочли,
Все плакали в ауле – стар и мал

Перевод И Гизатуллин

Что касается общего содержания песен о каторжанах и бегле­цах, то его в какой-то мере можно представить хотя бы следую­щими характерными деталями: «таких ли людей отправлять в Си­бирь», «нет у него богатства, чтоб волю себе купить», «вернулся бы он, но сзади и спереди – караул», «от того, что меня сослали, увеличится ли богатство бая (такого-то)», «не попрекайте детей тем, что отца его сослали, …а его песни в память о нем пойте», «не верьте, друзья, кантонам: кантоны губят наши головы».

Эти песни не отражают большие события исторического значе­ния, в народную память они врезались надолго благодаря глубо­кому лирическому содержанию и красивым мелодиям. «Буранбай» и «Бииш» популярны и любимы в народе и поныне. Вряд ли кто помнит сейчас, что за люди были Буранбай и Бииш. Но песни о них, как песни о Салавате, живут тем не менее как шедевры на­родной поэзии.

Каждая песня в цикле отражает судьбу конкретного человека, его взгляды и чувства, а невысказанная в ней «биографическая справка» доносится связанной с песней легендой.

В башкирской устной народной поэзии широкое развитие получили песни о семейном быте, о любви.

В основе любовной лирики лежит желание молодых людей ви­деть друг друга равными и счастливыми, всю жизнь быть вместе, неся любовь через годы. Парень и девушка через песню раскры­вали чистоту своей любви, идеализировали красоту возлюбленной или возлюбленного. Парень сравнивал одну щеку любимой с солнцем, другую – с луной, стан её – с тальником, пальцы – с ка­мышом, а взгляд у неё такой, что «из-под ресниц сыплются цветы». В передаче любовных чувств и переживаний такая симво­лика вошла в систему, самые прекрасные образцы её мы видим в песнях «Салимакей», «Кусбика», «Ай-хай, Бибикамиля». В эту группу входят также сюжетные песни, близкие к короткой лириче­ской поэме. Примером может послужить песня «Белокурые во­лосы».

Немалое количество песен о любви выражает чувства разлуки и одиночества, вызванные тем, что два молодых человека по различ­ным причинам, часто не зависящим от них, не могут соединить свои судьбы. В подобных песнях выступают свои специфические образы, своя символика. Переживания живущих в разлуке боль­шей частью связаны с образами соловья, часто – кукушки, а также лебедя, диких гусей, одинокой берёзы, одинокой луны: «…если ты соловей, то я ласточка, будем живы – соединим свои судьбы», «со­ловей в черемухе, а ты – в моих мыслях», «не кукуй, кукушечка, в бреду, не береди мою печаль», «Луна одинока, и я одинок, кто бу­дет другом луне? У луны друг – звёздочка, кто же будет другом мне?».

Примечательно и ценно то, как видно из многих песен, что ис­кренне любящим друг друга джигиту и девушке и трудности жизни кажутся легко переносимыми, и разлука, заставившая так сильно соскучиться друг по другу, рассматривается ими только как кратковременное явление. Выше всего – необоримая надежда на скорую встречу. Истинная любовь не признает власти разлуки -«только любящие, только горячие сердца соединятся вместе». Ни расстояния, ни время не способны заглушить любовь:

В ушах золотые серьги,
Тонкие браслеты на запястьях
Хоть и велико между нами расстоянье,
Ты по-прежнему близка моему сердцу.

И все же законы классового общества неумолимы. Материаль­ное  неравенство  между людьми  пагубно  сказывается  везде  и всюду. Бедность влюбленного парня (о ней хорошо говорится в песне «Аргамак одинок, парень беден»: «Эх, красавица моя, что мне дать тебе: нет богатства у меня, привезенного из Бухары; нет калыма, чтобы дать твоему отцу; нет у меня денег от проданных товаров; нет сада, который приносил бы богатство»), веками суще­ствующие предрассудки и обычаи, бесправное положение жен­щин,- все это зачастую разрушало добрую мечту молодых о семье, мешало их счастливому соединению. Девушку отдавали за нелю­бимого человека, а парня женили на нелюбимой девушке. Не слу­чайно поэтому, что большая часть песен повествует о несчастной любви молодых в обществе, построенном на материальном и мо­ральном угнетении человека человеком.

Образцами лирических народных песен, посвященных скорб­ной доле башкирской женщины в прошлом, являются: «Таштугай», «Зюльхизя», «Шаура, «Гильмияза», «Мадинакай».

В народных песнях о женской доле создан драматический образ молодой женщины, насильно выданной замуж. Излюбленные по­этические мотивы здесь: тоска по родной стороне, горестное вос­поминание о покинутом сердечном друге, ненависть к нелюби­мому мужу и его родителям, под строгим наблюдением которых проходил её трудовой день. Поэтому естественно, что башкирские песни о женской доле обычно не допускают веселого напева, ис­ключают шуточные сравнения, прибаутки и каламбуры, что можно наблюдать в любовной лирике «равных пар».

Широкое распространение песен данной группы вызвано самой природой патриархально-феодального быта и усилением влияния ислама, по законам которого женщина занимала подчиненное по­ложение в семье и была лишена гражданских прав.

Как мы уже говорили, по старым родовым обычаям брак между людьми одного рода был запрещен. Поэтому девушка, проданная за богатый калым, к тому же еще была вынуждена покидать род­ные края. Резким протестом молодых снох против своей судьбы полны эти песни. Вот строчки из песни «Мадинакай»:

Птенцы кукушки растут
Чужими в чужом гнезде,
Плачет девушка, слезы льет,
Горюя, что жизнь молодая загублена

За исключением «Таштугая», каждая из песен названа по имени девушки, выданной замуж против ее воли. И у всех песен в пре­дыстории лежит своя легенда, помогающая глубже понять и про­чувствовать их содержание. Вот легенды, сопровождающие песни «Таштугай» и «Зюльхизя».

Знатный батыр катайского рода Кутур отдал свою дочь Кюн-хылу в усергенский род – за сына старшины Кубяка Альми, чело­века молчаливого, ни на что не способного, который «ел то, чем его кормили, носил то, во что его одевали, и боялся собственной тени». Кюнхылу не может привыкнуть к чужому краю, прозван­ному Таштугай (Каменная степь), тоскует по родным горам и ле­сам, по любимому Байгубеку. Свои переживания она изливает в песне:

Ай, Таштугай, покоя нет, ветра,
Укрылась бы от них, да рощи нет.
Безжизненный достался мне в мужья,
Открылась бы ему — да смысла нет.
Ай, Таштугай, унылый край ветров,
На голом камне птицею кричу.
Я выросла в горах, среди цветов,
Чем горе здесь, в степи, я облегчу?

Ай, Таштугай я срежу твой камыш,
И на курае песнею зальюсь.
Ай, Таштугай, кукушки нету здесь,
И на родной Урал я возвращусь.

Перевод А Ромма

Свекор сжалился над молодой невесткой и отпустил её вместе с мужем навестить родителей. Кюнхылу встречается с Байгубеком в чернотале на берегу родника. Однажды люди замечают её кольцо на руке Байгубека, а его кольцо с изображением чернотала и коня – на руке Кюнхылу. Это означало, что они договорились бежать. Тогда Байгубека убивают, а Кюнхылу увозят обратно в Таштугай. Но и она живет недолго: погибает, бросившись в реку.

Такая же трагическая судьба постигла героиню песни «Зюль­хизя». В долине Ирандыка была у одного охотника дочь по имени Зюльхизя. Она любила парня Арслана из соседнего рода. Отцы и матери не препятствовали любви молодых людей и только радова­лись, любуясь на них. Зюльхизя и Арслан ещё в детстве, по обы­чаю, были наречены. Было решено, что, когда Арслан сядет на коня, а Зюльхизя будет способна поднять коромысло, они поже­нятся. Однако мечты молодых и их родителей не сбылись. Поме­шал богач Кадыргул. Он предложил богатый калым за Зюльхизу, чтобы взять её себе в третьи жены. Отец девушки не согласился, но Кадыргул от своего желания не стал отступаться. Он решил убить Арслана. Джигит, почуяв неладное, насторожился, стал ходить только в окружении друзей. Тогда Кадыргул решил дейст­вовать по-иному. Он зарезал трехгодовалого жеребца и отдал его некоему Ярмету за то, что тот убьет Арслана. Соперника же своего он ложно обвинил в похищении жеребца, поднял шум и, подкупив свидетелей, старается засадить его в тюрьму. Арслан вынужден скрыться. Он оказывается в положении беглого. Пользуясь этим, Кадыргул добивается своего – берёт третью жену. Зюльхизя тос­кует об Арслане и в печали проливает горькие слезы. Тёмными летними ночами Арслан тайком пробирается к кибитке Кадыргула и играет на курае песню «Зюльхизя». Погруженный в свое горе, позабыв обо всём на свете, он играет, а сзади к нему подкрадыва­ется Ярмет и закалывает его ножом.

Печальны и поэтичны легенды, еще проникновеннее и поэтич­нее связанные с ними песни, омытые слезами и сверкающие, будто шлифованные алмазы, в сокровищнице башкирской народной пе-сенно-музыкальной культуры. По А. И. Харисову

Особое место в историко-песенной поэзии башкир имеют песни об Отечественной войне 1812 года. Исполненные чувством патриотизма, любви к России они выражают героический дух баш­кирских конников, готовых умереть за общую Родину. Во многих песнях говорится о проводах башкир на войну, «Бросив яйляу и захватив оружие», уходят они на великое сражение. При этом про­ступает характерная деталь: батыры просят не лить слёзы, ибо, по их исконному верованию, при провожании «если плачут, то удачи не бывает».

Песни «Ахмет Баик» и «Любизар» повествуют об участии баш­кирских воинов во взятии, Парижа, а в песне «Баик» народ воздает славу и хвалу тем, кто вернулся с победой. Глубокая тоска воинов об отчем крае пронизывает лирическое содержание песен «Абд-рахман-батыр», «Калмантай».

О всенародном характере Отечественной войны 1812 года сви­детельствуют песни об участии в ней женщин-башкирок. Так, в песне «Иремель» говорится о женщине, вместе с мужем отпра­вившейся на войну против французов. Она, напоминает известный «Рассказ башкирца Джантюры», записанный от участника войны В. Зефировым и опубликованный ещё в 1847 году.

Главным героем исторических песен об Отечественной войне 1812 года, рождённых в условиях огромного душевного подъема, является народ, во многих песнях повествование ведется устами народа, выражаются его мысли и чаяния: «Мы уезжаем, мы уез­жаем, садясь на коней», «Обрушим на врага стрелы, оставшиеся от дедов», «Разгромив врага, мы вернемся с радостью на свою Ро­дину».

Любовь воина к Отчизне, презрение к врагу и вера в победу особенно ярко воплотились в песне-предании «Вторая армия». В этой песне нет отдельного героя – священная цель объединила, всех. Ее герои – старухи и молодые женщины, матери и отцы, ста­рики и дети, мужчины-егеты, весь народ. Поэтому песня обладает и удивительной силой обобщения.

В то же время песни не обошли вниманием и известные исто­рические личности, отличившиеся на войне героизмом. Самым популярным среди них является песня «Кахым-туря» о легендар­ном герое Кахыме Мырдашеве. Более полному раскрытию образа Кахымтури служат монологи героя, которым присуще большое общественное звучание и характерны глубокие философские раз­думья о смысле жизни, о народной судьбе.

Мотивы протеста социальной несправедливости довольно зримо отразились в исторических песнях о беглых, получивших наиболее широкое распространение в период кантонного управле­ния Башкирией. Народ вложил глубокий социальный смысл в эти песни. Беглый – это не грабитель и не разбойник на дороге. Об этом очень хорошо сказано в песне «Бииш».

Я на гнедом промчался скакуне
По землям, где боярский гнёт – владыка.
Не надо всех ворами величать.
Кто скрылся за горами Ирендыка.

Беглый, о котором трогательно поётся во многих песнях, это человек бунтарского духа, сбежавший из тюрьмы, куда он был посажен за выступления против существующих общественных порядков, за вольнодумие, скрывавшийся от властей в горах и ле­сах.

Герои песен о беглых – это конкретно-исторические личности. Среди них мы видим старшину волости Буранбая Кутусова («Буранбай»), беглого солдата Бииша Ишкинина («Бииш»), старосту деревни Шафика Ишемгулова («Шафик») и других. В лице смелых и отчаянных беглых простые люди видели своих защитников от притеснений начальства. Выступление против существующих по­рядков, побег из тюрьмы или ссылки, убийство ненавистных на­роду злых властителей, поджоги их имений воспринимались простыми людьми как проявление мужества и справедливости. Герои многих песен предстают перед нами как батыры, вставшие на путь защиты бедных и обездоленных. Такова, например, песня «Гадибэк Насыр». Даже в неволе он страшен представителям власти; «Башкир-невольник Гадибэк Насыр для генерал-майора страшнее волка». Из неволи слышен его устрашающий голос:

Пусть знает род Тимашевых-бояр:
Их Гадибэк в покое не оставит.

Бииш батыр, герой одноименной песни, по крепости духа и не­обычайной силе напоминает эпического батыра:

Переправлялся враг через Кизил -
И два отряда я один разбил.

Беглые всегда были защитниками народного добра. Именно по­этому простой люд относился к ним с большим сочувствием, скрывал от властей, помогал им чем мог. Об этом очень хорошо говорится в истории песни «Саляй». О народной любви ко многим беглым повествуют также песни «Буранбай», «Сираев».

Многие песни имеют трагическое содержание, но тем не менее и в них сквозят оптимистические нотки. Герой всегда уверен в том, что справедливость восторжествует, что, если даже он погиб­нет, его дело продолжат другие:

Не радуйтесь тому, что я в неволе,
Ведь и после меня вырастут батыры.

Следует заметить, что по своему содержанию и композиции песни о беглых во многом схожи друг с другом. В то же время ка­ждая из них самобытна и неповторима. Нельзя, например, спутать песню «Буранбай» с песней «Загидулла» или «Юрка-Юныс», хотя судьбы героев этих песен одинаково полны трагизма и безысход­ности.

Для многих песен о беглых характерны общие мотивы. Это связано не просто со схожестью судеб героев песен, а в не мень­шей мере с законами народного творчества, песенно-эпическими традициями. Этим можно объяснить и преобладание в песнях од­нотипных раздумий о судьбе, о разлуке и тоске по родным. Именно поэтому в песнях о беглых отдельные строфы «кочуют» из песни в песню, что приводит к размыванию конкретно-историче­ской основы многих песен, делая их песнями-близнецами.

По схожести судеб героев, в эту тематическую группу входят и песни, повествующие о набегах с целью угона скота или кровной мести. Таковы, например, песни «Малбай», «Саитхужа».

Особый тематический разряд исторических песен составляют песни о службе в армии и военных походах.

Для башкирского народа, более четырех веков назад связав­шего свою судьбу с русским народом, служба в царской армии была делом обычным, и это послужило основой создания многих башкирских исторических песен.

Следует отметить, что многие песни об армии сочинены не в плане повествования о военных событиях. В них прежде всего вы­ражены отношение егетов к линейной службе, их раздумья, свя­занные с ней. Таковы, например, песни «Армия», «Уил», «Иман-гул», «Карпаты». Преобладание лирических мотивов в этих песнях затрудняет определение их конкретно-исторической основы. В песнях о линейной службе нет конкретного исторического лица. В то же время в них отразились события, связанные с историческими судьбами башкирского народа, его родной земли.

В центре внимания армейских песен стоит безымянный герой, испытавший на себе всю тяжесть линейной службы, иногда про­должавшейся до двадцати пяти лет. Для примера можно указать на песню «Армия», имеющую исключительную силу обобщения. Бе­зымянный герой песни скучает по дому, родным, плачет по ухо­дящей жизни. В этой песне обобщена трагическая судьба всего башкирского народа:

Отдал я службе двадцать пять годков
Считай, впустую жизнь свою отдал я.

В историко-песенной поэзии башкир значительное место зани­мают песни о конкретных военных походах. Такие песни по сво­ему содержанию и характеру очень близки к песням о линейной службе. Однако песни о военных походах не ограничиваются лишь выражением переживаний, раздумий героя, в них первенствует рассказ об отдельных моментах военных походов. Для примера можно указать на песни «Сырдарья», «Перовский», «Акмечеть», в которых повествуется о колониальных военных походах генерал-губернатора В. А. Перовского в Хиву в 1839 и 1852 годах.

Среди исторических песен есть песни о русско-турецких вой­нах. Этих войн в течение XIX века, да и ранее, было несколько, и поэтому трудно определить о какой из этих войн сложена та или другая песня. Но почти все они повествуют о тяжелой доле солдат, попавших в плен туркам. Мотивы тяжкой судьбы на чужбине, тоски по родным краям составляют основное идейно-тематическое содержание этих песен.

Песни о русско-японской войне 1905 года разнообразны как по содержанию, так и по поэтике. Если, например, песня «Гайса-странник» сложена в традициях узун-кюй как раздумья героя о судьбе человека, оказавшегося вдалеке от родимых мест, то другие песни, скажем, «Порт-Артур», «Маньчжурия», поются как кыска-кюй. По своей поэтике особо выделяется песня «Порт-Артур», в которой раскрывается империалистическая сущность войны, пока­зывается продажность русских генералов, в то же время героизм и мужество простых солдат, сложивших свои головы в этой войне. С другой стороны, эта песня в определенной мере ознаменовала и переход от исторических песен к байтам.

Надо полагать, что этот процесс, видимо, был довольно про­должительным. Так, например, еще в конце XVIII века некоторые тексты исторических песен о Салавате Юлаеве начинают бытовать как байты. И в настоящее время такие исторические песни об Оте­чественной войне 1812 г., беглых и военных походах, как «Ахмет Банк», «Любизар», «Буранбай», «Порт-Артур» и другие бытуют также как байты. Эти примеры убедительно показывают, что в башкирском фольклоре исторические песни и байты довольно продолжительное время развивались параллельно и выполняли одни и те же функции. По С. Галину