Прогрессивными русскими писателями первой половины XIX в. создано немало произведений о Башкирии. В них отражены история и культура башкирского народа, его героическая борьба против царизма и иноземных захватчиков. Творчество А. С. Пушкина, С. Т. Аксакова, В. И. Даля, П. М. Кудряшева, М. Л. Михайлова и других пронизано глубоким сочувствием и симпатией к башкирскому народу.
А. С. Пушкин положил начало демократическому показу жизни народов России и был одним из первых русских писателей, обративших внимание на жизнь башкирского народа. Запоминающиеся образы башкир – борцов за свободу и справедливость Пушкин создал в произведениях «История Пугачева» и «Капитанская дочка», посвященных изображению Крестьянской войны 1773 -1775 годов. Их написанию предшествовала большая работа по изучению печатных источников и архивных документов по истории Пугачевского восстания, а также поездка осенью 1833 года в Оренбургский край с целью сбора фольклорно-этнографических материалов.
«Оренбургские записи» преданий и рассказов о Пугачевском движении, встречи с современниками «славного мятежника» -старой казачкой И. А. Бунтовой в Бердах и старожилами Уральска, -дали А. С. Пушкину дополнительный материал для его трудов.
Показывая в «Истории Пугачева» роль народных масс в восстании, значительное место Пушкин уделяет башкирам во главе с их вождем Салаватом Юлаевым. Причину активного участия башкир в народном движении поэт-историк видит в усилившемся в XVIII в. феодальном гнете. Он с гневом писал о расправе над участниками восстания 30-40-х годов: «Казни, произведенные в Башкирии генералом князем Урусовым, невероятны. Около 130 человек были умерщвлены посреди всевозможных мучений… «Остальных, человек до тысячи (пишет Рынков) простили, отрезав им носы и уши». – Многие из сих прощенных должны были быть живы во время Пугачевского бунта». Не случайно в произведениях Пушкина встречаются «прощенные», но не смирившиеся башкиры-пугачевцы, у которых отрезаны уши и носы.
В «Истории Пугачева» Пушкин изображает Крестьянскую местную борьбу народов России против самодержавия и феодализма. Башкирская конница, как показывает Пушкин, в составе повстанческих войск действовала на обширной.территории Оренбургской губернии, участвовала во взятии Пугачевым Казани.
В повести «Капитанская дочка» созданы яркие образы Пугачева и его сподвижников. Выразительными красками рисует писатель образ безымянного «башкирца», схваченного с «возмутительными» листами Пугачева. Первое же предложение настраивает на тревожный лад: «Башкирец с трудом шагнул через порог (он был в колодке) и, сняв высокую свою шапку, остановился у дверей». Облик «башкирца» обрисовывается через восприятие Гринева, не сочувствующего повстанцам, что намного усиливает воздействие этого образа на читателя. «Я взглянул на него и содрогнулся. Никогда не забуду этого человека. Ему казалось лет за семьдесят. У него не было ни носа, ни ушей. Голова его была выбрита, вместо бороды торчало несколько седых волос; он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза его сверкали ещё огнем «Эхе1 – сказал комендант, узнав, по страшным его приметам, одного из бунтовщиков, наказанных в 1741 году. – Да ты, видно, старый волк, побывал в наших капканах. Ты, знать, не впервой уже бунтуешь, коли у тебя как гладко выстрогана башка. Подойди-ка поближе, говори, кто тебя подослал?».
В штурме Белогорской крепости, как и во многих других боевых операциях, участвовали и башкиры «По степи, не в дальнем расстоянии от крепости, – пишет Пушкин, – разъезжали человек двадцать верхами. Они, казался, казаки, но между ими находились и башкирцы, которых легко можно было распознать по их рысьим шапкам и по колчанам… вскоре степь усеялась множеством людей, вооруженных копьями и сайдаками. Между ими на белом коне ехал человек в красном кафтане с обнаженной саблей в руке’ это был сам Пугачев» Не оставались башкиры в стороне и при расправе над защитниками крепости, сохранившими верность царице. Знаменательно, что безымянный, изуродованный карателями «башкирец», выведенный в главе «Пугачевщина», показан вольнолюбивым и смелым Этот образ далеко не основной, скорее эпизодический, башкир даже лишен возможности говорить, потому что у него отрезан язык за участие в прежних восстаниях против царизма, тем не менее это активный, непримиримый борец за свободу и счастье народа «Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком, – говорится в главе «Приступ» устами Гринева. – Несколько казаков подхватили старого капитана и потащили к виселице На её перекладине очутился верхом изувеченный башкирец, которого допрашивали мы накануне. Он держал в руке веревку»
Казалось бы, Пушкин должен этот случай представить в трагическом свете, но симпатии автора на стороне «изувеченного башкирца», совершившего справедливое возмездие.
Образ безъязыкого, изувеченного «башкирца» имеет широкое обобщающее значение: в нем отразилось свободолюбие угнетенного народа, народа, лишенного прав, не имеющего «языка», но продолжающего борьбу за лучшую жизнь. Образом безымянного башкира-пугачевца Пушкин как бы утверждает мысль о невозможности убить стремление народа к свободе и счастью
Ближайшим продолжателем пушкинской традиции доброжелательного отношения к народам и народностям России, в юм числе и к башкирам, выступил М. Ю Лермонтов. Особого внимания заслуживает интерес Лермонтова к пугачевскому восстанию и работа в 1833-1834 гг. над романом, который остался незавершенным и условно, по имени главного героя, называется «Вадим».
В романе говорится о смелости башкир, казахов, татар. В арсенале художественных средств автора Урал, уральские степи использованы неоднократно. Здесь действует «отряд вольных людей Урала». Если учесть, что в башкирском традиционном фольклоре Урал обычно выступает как синоним Башкирии, то мотивы нашего края окажутся еще более ощутимыми. Думается, что и строка «степей башкирских сын счастливый» в поэме Лермонтова «Монго» появилась отнюдь не случайно. Это выражение олицетворяет степного вольного коня, верного спутника башкирского джигита. Изобразив себя скачущим на вольном башкирском коне, поэт, очевидно, иносказательно хотел передать свою жажду свободы и счастья.
Большой интерес к истории и культуре башкирского и других народов Оренбургского края проявил видный русский лексикограф, этнограф и писатель В. И. Даль. Во время службы в Оренбурге с 1833 по 1841 годов в качестве чиновника особых поручений при генерал-губернаторе В. А. Перовском он вдоль и поперек изъездил Башкирию, Казахстан, земли оренбургских и уральских казаков. Здесь создал большинство своих беллетристических произведений: «Были и небылицы», «О поверьях, суеверьях и предрассудках русского народа», «О русских пословицах» и много других повестей и рассказов из жизни русских, башкир и казахов Даль записал и опубликовал «Рассказ Верхолонцева о Пугачеве», в котором 85-летний старик, бывший пугачевец, вспоминает отдельные эпизоды Крестьянской войны 1773-1775 годов.
Интересуясь фольклором народностей обширного края, Даль собирал также произведения башкирского устно-поэтического творчества. Любовно описывает он природу Башкирии, особенно восхищают его загадочные пещеры и овеянные легендами башкирские озера Асли и Кандры. Башкирские мотивы встречаются во многих его произведениях: в повести из жизни казахского народа «Бикей и Мауляна», в рассказах «Майна», «Охота на волков», «Серенькая» и других. Но самым замечательным произведением Даля на башкирскую тему является творческая обработка эпического сказания о Зая-Туляке и Хыу-хылу - «Башкирска» русалка» (1843).
В произведении повествуется о большой любви легендарного батыра Зая-Туляка и русалки, дочери владыки озер Асли и Кандры Это один из древнейших эпических памятников, относящийся к эпохе распада первобытно общинного строя. С поразительной яркостью здесь описывается период, предшествующий присоединению Башкирии у Русскому государству, крушение чингизидов, распад Ногайской империи, междоусобицы ногайских ханов и освобождение башкир из-под их власти.
Во вступлении к «Башкирской русалке» писатель дает краткое историко-этнографическое описание края, рассказывает о происхождении, быте, нравах, обычаях, поверьях и преданиях башкир. Ссылаясь на сказки и песни, он приводит различные версии о происхождении башкир. Рассказывая о современном ему положении башкир, Даль отмечал, что к началу XIX в. заводчики и другие переселенцы «переполосовали и испятнали уже почти всю Башкирь» и «уже оттягали сотни тысяч десятин богатейших земель, расквитавшись с вотчинниками-башкирами или десятилетнею давностью владения или полюбовною сделкою, тремя головами сахару, фунтом чаю..». Положительно оценивая добровольное присоединение Башкирии к Русскому государству, Даль рассматривает его событие как закономерный шаг в историческом процессе развития башкирского народа. Писателя привлекают и другие вопросы. Он довольно точно охарактеризовал национальную специфику башкирского музыкально-песенного искусства, дал восторженное описание уникального мастерства певцов – «певчих особого рода», поющих горлом, отметил также, что «у кочевых башкиров осталось еще много поверий и преданий».
Наличие в Оренбургском крае большого количества переселенцев из центральных русских губерний чрезвычайно благоприятствовало работе Даля по изучению диалектов русского языка. Башкирия для него явилась как бы живой лабораторией по работе над лексикографией. По утверждению биографа Даля П. И. Мельникова-Печерского, именно в Оренбургском крае В. И. Даль сделал главнейшее пополнение своего монументального «Толкового словаря живого великорусского языка».
Особенно много писал о Башкирии замечательный русский писатель уроженец Уфы С. Т. Аксаков (1791 – 1859). Детство его прошло в Башкирии, и в последующие годы он был тесно связан с родным краем. В двух трилогиях – охотничьей («Записки об уженье рыбы», «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», «Рассказы и воспоминания охотника») и автобиографической («Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука», «Воспоминания») Аксаков дал превосходное описание башкирской природы и реалистически отразил быт провинциального русского дворянства.
Современники восторженно отзывались о произведениях Аксакова Так, о «Записках ружейного охотника» И С Тургенев писал «Эту книгу нельзя читать без какого-то отрадного, ясного и полного ощущения, подобного тем ощущениям, которые возбуждает в вас сама природа; а выше этой похвалы мы никакой не знаем». Появление в печати «Семейной хроники» стало событием, в русской культуре «Издание «Хроники» встречено было с таким восторгом,- отмечал Н А. Добролюбов, – какою, говорят, не бывало со времени появления «Мертвых душ». Все журналы наполнились статьями о С. Т Аксакове»
Написанная на материале семейных преданий, рассказов отца и матери, «Семейная хроника» начинается с повествования о том, как дедушке Багрову (его прототип – дед самого писателя) стало гесно в своих поместьях Симбирской губернии и он переселился в Башкирию. Писатель показал, как огромные земельные угодья приобретались у башкир помещиками и заводчиками за угощение, за «два-три жирных барана» В произведениях Аксакова большое внимание уделяется описанию социальных отношений. Писатель показывает жизнь и нравы жителей Уфы, дает правдивые картины бы га помещиков-крепостников. Именно на «фактическую правду мемуаров Аксакова» обратили внимание Чернышевский и Добролюбов.
Непревзойденный мастер в описании природы, Аксаков не был равнодушным созерцателем красивою пейзажа: писатель показал, каким резким контрастом на фоне пышной природы казались «исхудалые, как зимние мухи, башкирцы» и их «наполовину передохшие от голода табуны и стада» Несмотря на то, что Багров имел немало положительных качеств, он, как и всякий помещик, привык к неограниченной власти, был жесток с крестьянами и дворовыми и требовал безропотного повиновения всех членов своей семьи. С беспощадной правдивостью пишет Аксаков об обычаях уфимского дворянства XVIII века’ «В те времена в Уфимском наместничестве было самым обыкновенным делом покупать киргизят и калмычат обоего пола у их родителей и родственников; покупаемые дети делались крепостными слугами покупателя».
В «Детских годах Багрова-внука» много страниц посвящено изображению дворянских поместий. Вот как описывает Аксаков имение отца: «Превосходная земля с лишком семь тысяч десятин, в тридцати верстах от Уфы по реке Белой, со множеством озер, из которых одно было длиною около грех верст, была куплена за небольшую цену». Не умалчивает автор и о том, что с этой земли согнали две деревни, чтоб сделать её дворянским поместьем Правдиво изобразил Аксаков самодура-помещика Куролесова (его реальный прототип – Куроедов), который издевался над крепостными, избивал и безнаказанно убивал их, придумывая специальные орудия пыток. Имение помещика находилось в нынешнем Белебеевском районе Республики Башкортостан, недалеко от железнодорожной станции Аксаково
Правдивое изображение помещичьего быта было большой заслугой писателя. В период острейшей борьбы за освобождение крестьян Н. А. Добролюбов написал о мемуарах Аксакова большую статью «Деревенская жизнь помещика в старые годы», в которой отмечал, что описание Аксаковым помещика-крепостника стоит «степенью выше» обличительных книг. Вместе с тем великий критик указывал и на слабые стороны творчества писателя, вытекающие из его субъективизма, который мешал ему понять, что жестокость помещиков – это не только их личные качества, что произвол «был общим неизбежным следствием тогдашнего положения землевладельцев».
Одним из первых собирателей башкирских преданий и других фольклорных источников по истории Башкирского края был известный писатель и переводчик М Л. Михайлов (1829 – 1865). Он родился в Уфе в семье чиновника вышедшего из среды крепостного крестьянства. Детство в Михайлова прошло в Уфе. В 1846 г. Михайлов уехал в Петербург для учебы в университете Здесь он познакомился с Н. Г. Чернышевским, дружеские отношения и идейную близость с которым её хранил на всю жизнь. С 1852 года Михайлов стал сотрудником некрасовского «Современника». В своих произведениях («Адам Адамыч», «Кружевница», «Перелетные птицы», «Голубые глазки», «Стрижовые норы») он разоблачал пошлость провинциального дворянства и чиновничества, осуждал крепостническую действительность.
В 1856 г. Михайлов приехал в Оренбургскую губернию в качестве члена литературно-этнографической экспедиции, работавшей по заданию Морского министерства. Обследование края он начал с Уфы, откуда 5 апреля писал своему другу поэту Я. П. Полонскому: «Теперь я в Уфе и пробуду здесь до весны. Потом поеду по Белой, потом по Уралу А там хочу в Киргизскую степь и в Акмечеть». Ещё в детские и юношеские годы Михайлов изучал татарский язык, а во время экспедиции совершенствовал свои знания Это позволило ему собрать много произведений устно-поэтического творчества башкирского народа.
Михайлов объехал Башкирию, побывал в Оренбурге, Илецкой Защите, в Гурьеве, Уральске и его окрестностях. Изучая быт и обычаи населения, живущего в бассейнах рек Белой и Урала, он собрал богатые историко-этнографические сведения о башкирах и уральских казаках. Как видно из ответа Михайлова на запрос Морского министерства, посланного 22 января 1857 г., во время экспедиции он работал над большим сочинением «Очерки Башкирии». Ему также удалось «собрать много памятников башкирской народной поэзии» и преданий о Крестьянской войне под предводительством Е. И. Пугачева. «Про кровавую пору пугачевщины, -писал он, – между уральцами ходят еще разные рассказы и не редкость встретить старика или старуху, которые вполне убеждены, что Пугачев не был Пугачевым».
Но значительная часть ценнейшего материала, собранного за период экспедиции, как и опасался Михайлов, «застряла в цензуре». В письме к Н. В. Шелгунову он признавался: «Везде стараюсь, по мере возможности, говорить откровенно, без прикрас, о положении края. Гадостей несть числа». Усиленный интерес Михайлова к острым социальным проблемам предрешил судьбу его сочинений. Бесследно исчезли и «Очерки Башкирии» Писателю удалось опубликовать только «Уральские очерки» (они вышли в журнале «Морской сборник» в 1859 году).
В 1847-1857 гг. в Оренбургском крае в ссылке находился великий украинский поэт и художник Т. Г. Шевченко, отданный за революционную деятельность в солдаты Оренбургского корпуса. Он общался с башкирами и казаками, несшими линейную службу, интересовался жизнью и бытом местного населения. Несмотря на строгий запрет царя, вел дневники, рисовал, писал стихи, рассказы и очерки, в которых нашла отражение тяжелая жизнь угнетённых народов края
Сочувственно изображал жизнь нерусских народностей – башкир, татар, казахов оренбургский поэт и революционер П. М. Кудряшев (1797 – 1827). Зная языки и фольклор многих народов края, он написал несколько поэм, повестей, историко-этнографических очерков, а также большое количество стихотворений. Творческий метод Кудряшева-поэта – романтический, но в фольклорноэтнографических произведениях его заметны реалистические тенденции. Стремясь прежде всего довести до читателя идею, мысль, он довольно свободно обращается с поэтической формой, хотя произведения свои, обильно сдобренные как русским, так и иноязычным фольклорным материалом, именует «башкирскими», «татарскими», «киргизскими». В произведениях, созданных по фольклорным мотивам («Абдряш», «Абдрахман», «Искак» и другие), Кудряшев прославлял народных героев, боровшихся против социальной несправедливости национального гнета. Интересовался он личностью поэта и воина Салавата Юлаева. По сведениям оренбургского историка И. Казанцева, на слова песни о Салаваге в переводе Кудряшева написал музыку композитор А. Алябьев, находившийся в 30-х годах XIX в. в ссылке в Оренбурге.
В произведениях Кудряшева рисуется широкая панорама жизни народов, населяющих Башкирию. В частности, эго имеет место в повести «Искак», навеянном башкирским и татарским фольклором. Но главный пафос его творчества – воспевание дружбы и равноправия всех народов России. Так, рассказывая в повести «Абдряш» о столкновениях, имевших место в середине XVIII в между башкирами и казахами, писатель осудил связанное с политикой царизма натравливание одного народа на другой Вместе с тем он видел большое прогрессивное значение добровольного присоединения Башкирии к России, писал о дружбе русского и башкирского народов: «Мудрость, правота и человеколюбие России показали башкирцам путь к спокойствию и благоденствию: они добровольно покорились Российской державе».
Идея дружбы народов утверждается также в повести «Сокрушитель Пугачева, илецкий казак Иван», отразившей мужественную борьбу угнетенных масс за свои права. Тема мира и дружбы народов посвящены и другие произведения Кудряшева, в частности, цикл стихотворений о совместной борьбе русских и башкир в Отечественной войне 1812 года.
Этот цикл объединяет три стихотворения: «Прощание башкирца с милой», «Песнь башкирца перед сражением», «Песнь башкирца после сражения», представляющие собой вольный перевод башкирских народных песен. Следует отметить, что Кудряшев выступил первым собирателем и публикатором башкирских песен.
В стихотворении «Песнь башкирца после сражения» повествуется о том, как спасая родную землю, защищая родных и милых, «питомцы быстрого Урала, башкирские богатыри» отличились на поле битвы. Поэт взволнованно восклицает:
Друзья! Гордитесь: целый мир
Узнает, сколь могуч башкир
Все три стихотворения Кудряшева объединяет единый лирический герой – воин-рассказчик, в образе которого воплощены лучшие народные черты. Но главным героем песен выступает весь народ, поднявшийся на защиту своей родины. Повествуя о грозных событиях, поэт достигает в цикле стихотворений о войне 1812 года значительной обобщающей силы: крепостной мужик и «дикие сыны степей» вершат судьбу России, оказывают влияние на весь ход истории.
Тема участия башкир и других народов Южного Урала в Отечественной войне 1812 года занимает заметное место и в творчестве других писателей. Так, в военных мемуарах поэта-партизана Д. В. Давыдова немало страниц посвящено башкирам-воинам. В произведении «Тильзит в 1807 году» Давыдов пишет о пополнении русской армии несколькими башкирскими полками. Он подчеркивает удальство лихих степных наездников: «.. тучи уральцев, калмыков, башкирцев, ринутых в объезд и в тыл неприятельским войскам, могли привести в трепет неприятеля. Их многолюдство, наружность, обычаи, необузданность, приводя на память гуннов и Атиллу, могли сильно поразить европейское воображение…» В «Дневнике партизанских действий 1812 года» Давыдов описал успешную операцию одного батальона Уфимского полка, который по приказу генерала Ермолова бросился в атаку на французов, захвативших редут Раевского, и выбил их оттуда
О смелости и решительности башкирских конников Писал также участник Отечественной войны писатель С. Глинка. А. Раевский в «Воспоминаниях о походах 1813 – 1814 годов» отметил, что «башкирцы, калмыки, тептяри… разделяли святой подвиг брани народной; и они смиряли дерзость просвещенных французов».